На Медузе вышла глава из моей книги публичных интервью Pioner Talks, это две беседы с писателем и художником Пашей Пепперштейном. Вместе с поэтом и критиком Левой Обориным и журналистом Таней Сохаревой допрашиваем Пашу об истинных галлюционациях, мерцающих гаджетах, бессмертии, феминизме, неофициальной культуре и любви:
— Почему у вас в прозе так много смертей?
— Из-за переизбытка смертей в жизни, их бессмысленности, девальвации. Киносмерть — это обратимая смерть. Актер в кино падает и умирает, затем встает и идет домой. Так же происходит и в детских играх во дворе. Так возникает эффект карт из «Алисы в Стране чудес», которая в какой-то момент произносит: «Ведь вы всего лишь колода карт! Колода карт — ничего больше!»
— При всем при этом, когда читаешь ваши тексты, кажется, что смерть и секс описаны с легкостью. Люди у вас соединяются и умирают достаточно легко. А о чем Вам сложно или страшно писать?
— Смерть и секс сопровождаются анестезией. Я, как некий анестезиолог-любитель, прилагаю особые «анестезирующие усилия». В этом смысле я не похож на большинство современных авторов, которые, наоборот, хотят обострить болевой сигнал. Я всячески пытаюсь ввести читателя в состояние, в котором болевой сигнал уловить невозможно.
— Как вы относитесь к феминизму?
— Феминизм «взрослого типа» меня не привлекает, а подростковый мне очень нравится, я его всячески поддерживаю. Это такой оголтелый феминизм из разряда «Валить надо этих козлов!».
Если говорить серьезно, то я радикальный феминист. Я убежден, что довольно скоро никаких мужчин не будет. Вот и отлично, зачем они? У меня даже была выставка на эту тему — останутся женщины, а, для того чтобы им было приятно, возникнут автономные морские фаллосы, которые будут петь песни, рассказывать сказки, с ними можно будет общаться и заниматься любовью.
https://meduza.io/feature/2021/05/30/nikakoy-realnosti-net